Хабаровск
Алексей Чекунков, генеральный директор Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона, рассказал в интервью East Russia о первых проектах, которые будет финансировать ФРДВ и о том, в чем специфика работы государственного инвестора
— Алексей Олегович, год назад вы возглавили Фонд развития Дальнего Востока и Байкальского региона. Что удалось сделать за это время, и помог ли вам в чем-то прошедший недавно Восточный экономический форум? Вы были на нем одним из самых заметных и популярных спикеров...
— Для фонда ВЭФ стал своего рода выпускным экзаменом из школы — вступительным в университет. То есть, неким рубежом. Вице-премьер, полномочный представитель Президента РФ в Дальневосточном федеральном округе Юрий Петрович Трутнев публично давал фонду задание зафиксировать промежуточный этап работы. В течение года команда фонда интенсивно работала над проектами, мы проводили их через внутренние «шлюзы» — Совет директоров, комплексную экспертизу. В июле премьер-министр Дмитрий Анатольевич Медведев подписал постановление, которым были определены новые правила инвестирования средств фонда, снята масса избыточных ограничений, установлена необходимость рассмотрения всех проектов правительством. Это решение позволило нам выйти на принципиально другой уровень компетенции и ответственности. Фонд получил уникальный рычаг для обеспечения качества проектов и их поддержки, и уже буквально через месяц после изменения правил инвестирования первые три проекта были рассмотрены правительственной подкомиссией. Параллельно еще десять проектов были одобрены инвесткомитетом Совета директоров. Главный итог проделанной работы — сформирован и публично зафиксирован портфель проектов. ВЭФ, безусловно, ускорил процесс принятия некоторых ключевых решений, а также усилил дальневосточную повестку в правительстве, в бизнес-кругах.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о тех соглашениях, которые удалось подписать на форуме?
— Первые три инвестиционных соглашения по проектам, которые были одобрены правительственной подкомиссией и Советом директоров, мы подписали за несколько дней до открытия ВЭФа. Это подробные документы, в которых указаны суммы и сроки сделок, основные условия, принципы защиты инвестиций и т.д. Общая стоимость первых трех проектов составляет 23 млрд рублей, объем инвестиций фонда — 4,8 млрд рублей. Кроме того, непосредственно на форуме мы подписали ряд соглашений, определяющих базовые условия участия фонда в проектах, инициаторами которых выступают Восточная Горнорудная Компания, Владивостокский морской рыбный порт, Tigers Realm Coal, ГК «Энергия», ТХ «Сумотори». Достигнуты договоренности о реализации совместных проектов с регионами. В частности, подписано соглашение о соинвестировании с Сахалинской областью. Суть его в том, что на Сахалине на каждый наш рубль инвестиций фонда область будет вкладывать рубль региональных средств. Фонд предоставляет средства инициаторам проектов под 10,5%, а сахалинские власти — под 0%. Такой механизм соинвестирования позволит снизить среднюю стоимость капитала вдвое — до 5% годовых в рублях. Сегодня мы уже участвуем в проекте создания на Сахалине современной инфраструктуры по обращению твердыми коммунальными отходами, инициатором которого выступает компания «Эко-Система», а также проводим комплексную экспертизу проекта создания транспортной инфраструктуры для развития Солнцевского угольного месторождения.
— Вы рассчитываете в большей степени на российских инвесторов или на иностранных?
— Инвесторам мы рады любым. Благодаря тому, что повестка развития российского Дальнего Востока была поднята на качественно новый уровень еще до Восточного экономического форума, наши ближайшие соседи — Корея, Китай и Япония — активизировались. Между этими странами наметилась очень интересная конкурентная динамика. Но китайские банки или институциональные инвесторы не начнут нам выписывать чеки с миллиардами долларов только потому, что у них есть триллионы — этого автоматически этого не случится. Азиатские инвесторы очень требовательны. В том числе, с точки зрения правил подготовки проектов, правил инвестирования. Они работают абсолютно по мировым стандартам. Различия между восточными и западными инвесторами уже давно стерлись. Это не какие-то там специфические, окологосударственные инвесторы. Это уже организации, которые являются полноценными, полноправными, а где-то передовыми игроками мирового рынка инвестиций. Приходить к ним с чем-то очень перспективным, но недоделанным, нельзя. Главными потребителями капитала, накопленного в мире в виде сбережений, финансовых активов, являются предприниматели. Этот капитал оценивается более чем в 50 трлн долларов, из которых в Азии сосредоточено около 30 трлн долл. В переводе с английского кредит — это доверие, которое распорядитель капитала оказывает потребителям. Они, в свою очередь, должны уметь капиталом умно распорядиться, чтобы появился новый экономический актив, а деньги вернулись с прибылью. У нас же кредит чаще переводится как долг, а это фундаментально разные вещи. И, к сожалению, пока в нашей стране не так много квалифицированных потребителей капитала — предпринимателей. Поэтому повестка, которую мы будем стараться развивать со стороны фонда, связана, в том числе, с развитием предпринимательства. Под предпринимателями мы понимаем людей, которые могут выполнить роль двигателей, локомотивов проектов. Класс таких предпринимателей в нашей стране только начинает формироваться. И именно на Дальнем Востоке, кстати, для этого благоприятная среда.
— Почему?
— Здесь объективно меньше коэффициент трения в экономике, мало компаний, все друг друга знают и всегда на виду. При этом государство проявляет огромное внимание к региону. За счет этого все то, чего традиционно боится средний и крупный бизнес, в новых проектах на Дальнем Востоке преодолимо. У проектов в ТОРах не будет пресловутых коррупционных проблем. Вводятся налоговые преференции, снимаются визовые ограничения. Но главное — дальневосточным предпринимателям рукой подать до гигантского рынка стран АТР.
— Сказываются ли на финансовых рынках те процессы, которые идут сейчас в китайской экономике? И можно ли вообще строить долгосрочные планы на 10-20 лет вперед в условиях драматических изменений цен на ресурсы и сложностей с прогнозированием конъюнктуры рынков?
— Говорят, что в современной экономике выживают параноики. Все мы немного не параноидально относились к ресурсному проклятью, к идее, что цены на ресурсы цикличны. Бурный рост Китая и Азии притупил остроту ресурсных циклов за счет того, что впервые в истории такое огромное количество людей так радикально меняли потребление, пересаживались с велосипедов на мопеды, потом на автомобили, покупали холодильники и телевизоры. Всплеск потребления привел к росту цен на нефть, которая подорожала за десять лет в 15 раз. Однако такая динамика не может продолжаться бесконечно. Во-первых, снижение темпов роста потребления неизбежно приводит к замедлению темпов экономического роста. Во-вторых, предложение ресурсов растет. Сланцевая революция это уже реальность, особенно в газодобыче. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что в ближайшем будущем свои позиции на рынке углеводородов усилит Иран. А себестоимость добычи там гораздо ниже, чем у нас — достаточно сравнить климат в пустыне и на Крайнем Севере. В-третьих, растет энергоэффективность мировой экономики. В некоторых странах на возобновляемые источники — солнце, ветер, воду — уже приходится существенная доля генерации. На мой взгляд, в новых условиях возрастает значение государственной политики, полагаться на пресловутую «руку рынка» уже не приходится — это возвращаясь к вопросу о том, как в новых условиях строить долгосрочные планы. Поясню на примере железных дорог. У нас самая большая страна в мире. Я уверен, что железная дорога в нашей стране просто не может быть коммерческим предприятием. Ее следует рассматривать, скорее, как общественное благо. Чтобы наши природные богатства, которые находятся ближе к Енисею, чем к Тихому океану или западным рубежам, разрабатывались и могли поставляться на внешние рынки, тарифы должны быть субсидируемыми. А сейчас тариф такой, что пара тысяч километров убивают логистику любого проекта. Население, которое проживает в Сибири и на Дальнем Востоке, зачастую оказывается экономически нерелевантным. Эту ситуацию необходимо менять. Предприниматели должны иметь возможность получить ультрапрозрачный железнодорожный тариф, причем не «в порядке исключения» или в виде скидки, а на общих, нормальных основаниях, практически онлайн. Это очень сложная экономико-математическая задача, но она решаема. Тогда на связанные железной дорогой территории, где есть дешевая энергия, природные ресурсы, образованное население, могут прийти серьезные инвестиции.
— Проекты, которые поддерживает ваш фонд, находятся на особом контроле у правительства и профильных министерств. Ощущаете ли вы влияние «высокой политики» при распределении средств?
— Важно понять: мы деньги не раздаем, а продаем. У денег, которые выделяет фонд, есть цена. Доходность инвестиций фонда определяется как средняя ставка по ОФЗ за последние 36 месяцев с коэффициентом 1.2, и составляет сегодня около 10,5% годовых. Любой проект предполагает участие двух сторон — нас как «продавца» средств и инициатора проекта — как их «покупателя». Условия, которые мы предъявляем, достаточно жесткие, требования гарантий и финансового обеспечения — тоже. Для противоположной стороны начать совместно с нами тот или иной проект — ответственное решение. И хотя деньги фонда несколько дешевле банковских кредитов, они вовсе не «бесплатные», их не так-то легко берут. Именно поэтому в список, представленный на рассмотрение в правительство, были включены проекты с максимальной степенью готовности второй стороны к выходу на сделку «здесь и сейчас». Они давно находились в работе, в них уже были вложены средства — порой достаточно немалые. Да и само обсуждение шло детально и подробно, в ходе многочасовых дискуссий на площадке Минвостокразвития, Минфина и др. Положительное решение принималось только тогда, когда нам удавалось доказать: деньги надежные и возвратные.
— Но ведь не все проекты на старте были успешными — достаточно вспомнить тот самый мост через Амур...
— В политическом плане этот проект можно считать приоритетным. Именно поэтому нам и удалось выйти в итоге на те условия, которых изначально в проекте не было, — отчего, собственно, он толком и не двигался. Одним из основных камней преткновения была структура финансирования. Мы убедили наших партнеров по проекту — Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ) — дать стопроцентное акционерное покрытие по инвестициям, отказаться от привлечения заемного финансирования. Теперь, какой бы ни была конъюнктура рынка, в любом случае банку мы ничего должны не будем, и не рискуем потерять объект. Может быть, наши деньги вернутся медленнее, чем ожидалось, но мост будет работать, экономика получит ощутимую пользу, логистическая нагрузка снизится...Не хотелось бы повторять ошибку того же «Мечела», который терпит сейчас убытки не потому, что плохо рассчитал перспективы, а потому что экономика порой может оставаться в депрессивном состоянии чуть дольше, чем у тебя есть деньги. И ты теряешь актив, потому что должен банку. Если такого долга нет, ты просто чуть позже станешь получать прибыль.
— Как распределяются доли Фонда и РФПИ в этом проекте? Как и когда вы планируете выходить из него?
— Существует три сценария выхода из этого проекта. Базовый — бесконечно владеть в нем своей долей, которая составляет 25% (остальные 75% у российско-китайских фондов под управлением РФПИ), и получать дивиденды. Второй — продать долю со временем стратегическому покупателю. Третий — секьюритизировать, то есть выпустить некие долгосрочные инфраструктурные облигации, доходы от их выпуска забрать себе, а выручку от эксплуатации моста отдавать инвесторам. Этот вариант возможен только через много лет, когда логистика будет стабильной и денежный поток за проезд по мосту станет гарантированным.
— А как планируется развивать проект создания транспортной инфраструктуры для развития золотодобычи в Камчатском крае?
— Инициатор проекта — компания «Золото Камчатки» — работает в регионе не локально, а разрабатывает большой куст месторождений на полуострове, каждое из которых не очень крупное. Общая сумма запасов составляет около 500 тонн золота, но каждое отдельное месторождение «весит» около 30-50 тонн. По отдельности они «на пределе непривлекательности» для золоторудной отрасли, а вместе уже представляют интерес. Разработка такого куста месторождений выгодна, только если хорошо налажена логистика и цена на золото достаточно высока. Сейчас цены упали, а добраться до месторождений можно лишь вертолетом. Если же соединить их новыми дорогами с инфраструктурой полуострова, то себестоимость добычи каждой унции может снизиться почти в два раза. Пока что инициатор вложил в проект 10 миллиардов рублей, построил золотоизвлекательную фабрику, еще 12 миллиардов требуется для дальнейшего развития проекта. И это тот самый случай, когда в проекте должен участвовать институт развития. Рынок золота не всегда будет в таком депрессивном состоянии, как сейчас. Золото — это вечная ценность, тем более на фоне постоянной «войны валют» и злоупотребления бумажными деньгами со стороны правительств разных государств. На Дальнем Востоке сосредоточено до 50% российских запасов золота, поэтому добычей этого металла надо активно заниматься — не только на Камчатке, но и в Магадане, на Чукотке, в Хабаровском крае.
– Третий проект, о котором говорилось в ходе ВЭФа, — антипод золотодобыче. Это утилизация твердых бытовых отходов. Вы намерены участвовать только в пилотном варианте на Сахалине или в следующих тоже? Компания уже сейчас работает в разных регионах, после Сахалина объявила о намерениях строить мусороперерабатывающие предприятия в Хабаровском крае и Якутии.
— Проект создания инфраструктуры по обращению с ТБО на Сахалине интересен потому, что соединяет в себе три важных для нас, как для института развития, фактора. Первый — то, что юридически проект будет облечен в форму концессии. Для нас она является приоритетной, и мы прилагаем большие усилия к тому, чтобы концессионных проектов стало как можно больше. Это снимает нагрузку с бюджетных систем, а инвесторам обеспечивает предсказуемость бизнеса. Концессия — сильная правовая база для реализации любых тяжелых инфраструктурных проектов, особенно с учетом изменений в законодательстве, принятых в 2015 году. Второй аспект — кардинальные изменения, которые произошли в отраслевом законодательстве. Поправки, внесенные в федеральный закон «Об отходах производства и потребления», возложили ответственность за утилизацию и складирование мусора на региональные власти, а не на муниципалитеты, как раньше. И теперь это зона ответственности губернаторов. Кроме того, с 1 января 2017 года станет невозможно складировать неотсортированный мусор. Это значит, что к этому времени в каждом регионе должна быть создана система управления ТБО и соответствующая инфраструктура — полигоны, заводы. Губернаторы в таких проектах, аналогичных сахалинскому, напрямую заинтересованы. И третий фактор — наличие в проекте «локомотива» в лице компании «Эко-Система», которая шесть лет работает в отрасли. У нее уважаемые акционеры, сильный финансовый партнер — Сбербанк, профессиональный менеджмент. Нам как инвестору не страшно выдавать им «кредит доверия», средства надежно защищены. В дальнейшем такой опыт уже можно будет тиражировать и совершенствовать. При этом мы можем выступать не только инвестором, но и интеллектуальным партнером, который способен сформулировать условия концессионного соглашения, выстроить конструктивный диалог с региональной властью, гарантировать прозрачность всех процедур.
— Есть ли в «шорт-листе» вашего фонда какие-то еще перспективные проекты, основанные на концессионных формах?
— Да, мы подписали трехстороннее соглашение с администрацией Чукотского автономного округа и компанией Tigers Realm Coal о строительстве 37-километровой автодороги от порта до угольного месторождения. Общая стоимость проекта — 8 млрд рублей, из них 1,5 млрд мы планируем вложить именно в дорогу. Вдоль нее расположены месторождения и других полезных ископаемых. Думаю, отдача будет достаточно высокой — не только для конкретного недропользователя, но и для других инвесторов.
— А возможный риск?
— Важно, что партнером в этом проекте будет выступать Чукотский автономный округ, с которым мы сформулируем условия концессионного соглашения. Юридические риски в первую очередь связаны с риском платежеспособности. Концессия, по своей сути, это продажа объекта инфраструктуры в рассрочку региону. И в какой-то момент регион должен будет оплачивать объект. А прежде — заключить инвестсоглашения с предприятиями, инвесторами. Которые, в свою очередь, должны твердо пообещать региональным властям, что они свою часть обязательств выполнят, выйдут на определенный объем производства, обеспечивающий использование объекта инфраструктуры. Концессионное участие властей региона приобретает особое значение: они выступают как гарант. В тех регионах, где концессионная модель не используется, мы планируем использовать механизм бюджетных гарантий. Повышая доступность финансирования, мы, одновременно, стремимся гарантировать возвратность инвестиций, обеспечить их максимальную защиту, используя широкую линейку соответствующих инструментов, включая гарантии и поручительства.
