Хабаровск
Кому принадлежит Берингов пролив? Кто и как контролирует главный проход из Азиатско-Тихоокеанского региона в Северный Ледовитый океан? Корреспондент «Защищать Россию» поговорила с экспертом об угрозах, которые существуют в Арктике, и о ролях России и США в этом регионе.
Мы встретились с профессором МГИМО-Университета, доктором юридических наук Александром Вылегжаниным, принимавшим участие во встречах Международной рабочей группы по управлению Беринговым проливом, завершившихся недавно в США, и поговорили об основных проблемах региона. ЗР: Эта Международная рабочая группа — научная или межправительственная? А.В.: Научная, хотя со стороны США в ней приняли участие, помимо именитых ученых-международников и адмиралов в отставке, и должностные лица штата Аляски. Работа велась на базе Калифорнийского университета — ведущего вуза США по морским междисциплинарным исследованиям. Между МГИМО и Калифорнийским университетом подписан меморандум, согласно которому с 2013 года они являются партнерами проекта «Арктические альтернативы: всеобъемлющая интеграция для устойчивого развития прибрежных и морских районов Арктики». Это первая международная встреча в рамках проекта. ЗР: Разве статус Берингова пролива до сих пор не определен с точки зрения международного права? А.В.: Правовое положение Берингова пролива, конечно же, не пробел в международном праве. Хотя в отличие, скажем, от Черноморских или Балтийских проливов статус Берингова пролива не установлен специальной международной конвенцией, он, тем не менее, в общем плане определен обычными нормами международного права.
Главное здесь то, что даже в самой его узкой части существует свобода прохода судов через Берингов пролив — всех судов. Потому что это — международный пролив.
ЗР: И в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву? А.В.: Да. Эта Конвенция, принятая в 1982 году, содержит Часть III — «Проливы, используемые для международного судоходства», которая применима к Берингову проливу. Так считают оба государства, граничащие с Беринговым проливом, — Россия и США. Хотя США, в отличие от России, и не участвуют в этой Конвенции, упомянутую Часть III о проливах США считают для себя юридически обязательной, поскольку она отражает обычные нормы международного права. ЗР: Тогда в чем проблема — научная, практическая?
Количество судов, проходящих через Берингов пролив, резко возросло в последние годы, по мере таяния льдов в Северном Ледовитом океане…
ЗР: И это тревожит беринговоморские страны — Россию и США? А.В.: Они — как государства, берега которых и образуют Берингов пролив, — имеют соответствующие права и обязательства. Прежде всего по защите морской среды от загрязнения. ЗР: Конкретнее, почему для России увеличение числа проходов судов через Берингов пролив имеет значение? А.В.: Проходят и танкеры, перевозящие нефтепродукты.
Любая их авария в Беринговом проливе, вообще в этих экологически уязвимых регионах — Арктическом и Северной Пацифики, имела бы для прибрежных государств, в данном случае для России и США, катастрофические последствия.
Технологии полного и быстрого очищения льдов от нефти, как известно, пока нет. Отсюда и возможность введения более жестких международно-правовых и национально-законодательных требований к управлению судоходством в покрытых льдами районах. ЗР: Что ж, жесткие экологические нормы наверняка есть и у США, и у России. За их нарушение проходящее судно можно арестовать? А.В.: Не все так просто. Во-первых, действительно, какие-то нормы есть. Но задача в том, чтобы создать гармонизированные нормы, отвечающие потребностям дня, нынешнему уровню развития технологий.
Во-вторых, как вы зафиксируете, нарушает ли установленные экологические нормативы проходящее судно, да еще под «удобным флагом»?
Нужен согласованный припроливными государствами механизм. Не затрагивающий фундаментальное право прохода судов через Берингов пролив. ЗР: Но с учетом роста экономической деятельности в Арктике, в том числе и по разведке, и по разработке ресурсов арктического шельфа, ясно, что все будут за свободу прохода через Берингов пролив. И никто не согласится с российско-американским механизмом контроля — ведь любой контроль затрудняет такую свободу. А.В.: Не любой. Кроме того, цель не только в том, чтобы создать международный контрольный механизм, но и в том, чтобы Россия и США юридическими средствами реально повысили безопасность плавания в Беринговом проливе и на подходах к нему — в Чукотском и Беринговом морях. ЗР: Берингов пролив — при взгляде на карту — не такой уж и узкий. Это не Дуврский пролив — это же открытое море. Неужели есть опасность столкновения судов? А.В.: Не такой уж и широкий, если учесть, что в его самой узкой части находятся острова Диомида — Большой (российский) и Малый (американский). А вокруг каждого острова, соответственно, внутренние морские воды, территориальные моря России и США. Так что это не открытое море.
Наши Минобороны и Военно-морской флот, конечно, главный форпост защиты суверенитета Российской Федерации — и над внутренними морскими водами, и над территориальными водами.
Непосредственно охрана государственных границ поручена пограничной службе, которая функционирует в рамках ФСБ. Военные, разумеется, заинтересованы в поддержании инфраструктуры безопасности судоходства. Например, Главное управление навигации и океанографии Министерства обороны издает лоции и морские карты, которые являются необходимым навигационным средством и для гражданских судов. Кроме того, сотрудничество разных федеральных органов исполнительной власти — в том числе и Министерства обороны — необходимо для поддержания таких важных компонентов инфраструктуры навигационной безопасности, как маяки. Поэтому, как правило, в любого рода морских переговорах военные присутствуют — и со стороны США, и со стороны Российской Федерации. Это естественно. ЗР: В обсуждении статуса Берингова пролива участвовали представители Гринписа или других природоохранных организаций? А.В.:
Гринпис не был представлен, а национальные природоохранные организации Аляски активно участвовали в обсуждении.
Достаточно конструктивно, без экологического радикализма. ЗР: Увеличение российского военного присутствия в Арктике может повысить безопасность плавания через Берингов пролив и на подходах к нему? А.В.: В определенном смысле да. Увеличение количества проходов иностранных торговых судов через Берингов пролив означает также увеличение некоторых рисков, в том числе связанных с пиратством. В этом смысле присутствие военно-морского флота в Арктике, сотрудничество между флотами и береговой охраной арктических государств — прежде всего России и США — это, конечно, позитивный фактор. ЗР: Разговоры о росте российского военного присутствия в Арктике, в том числе в СМИ, не мешают вам в переговорном процессе? А.В.:
Прежде всего следует развеять миф: российское военное присутствие в Арктике не растет, если сопоставить его с нашим присутствием в этом регионе в период СССР.
После прекращения существования Советского Союза все было брошено, целые военно-морские базы. Сегодня речь идет о том, чтобы восстановить некоторые базы, которые у нас там были традиционно. И это не новость. ЗР: Это мы так считаем. А ваши западные коллеги разделяют вашу точку зрения? А.В.: Что касается наших арктических соседей, то, как вы понимаете, белых и пушистых здесь нет.
У всех пяти приарктических государств в этом регионе есть военные морские силы.
Наиболее мощное присутствие у США, и далее — Канада, Норвегия и Дания. Все это члены НАТО, наши большие друзья… (улыбается — ЗР) ЗР: И тем не менее, это не мешает нашей совместной работе? А.В.: Нет. Мне кажется, что как бы ни развивалась динамика военно-морского присутствия в Арктике, это реальность. Той напряженности, которая была в период холодной войны, нет. Поэтому алармистские замечания в СМИ все-таки искусственны. Беседовала Дарья Баринова
